|
|
 28.03.2016, 19:00
| |
Генерал-майор
Группа: Администраторы
Сообщений: 419
Регистрация: 06.05.2013
Пользователь №:
Статус: Offline
|
- ...Любовь пройдет, повторяю я, и тогда женщина, которая казалась тебе идеалом совершенства, может быть, покажется очень несовершенною, а делать будет нечего. Любовь заслонит от тебя недостаток качеств, нужных для жены. Тогда как, выбирая, ты хладнокровно рассудишь, имеет ли такая-то или такая женщина качества, какие хочешь видеть в жене: вот в чем главный расчет. И если отыщешь такую женщину, она непременно должна нравиться тебе постоянно, потому что отвечает твоим желаниям. Из этого возникнут между ею и тобою близкие отношения, которые потом образуют...
- Любовь? - спросил Александр.
- Да... привычку.
И. А. Гончаров "Обыкновенная история"
***
Кунсайт смотрел вниз, на улицу, отбросив точеное перо на уже порядком исписанный пергамент. Весна была везде: в прелой, потеплевшей земле, в шершавой коре деревьев, в первых травинках. Но самое главное - воздух. Он веселым, беззаботным ветром рвется в открытую форточку кабинета лорда. Совершенно особенный, дурманящий голову. Наверное, именно из-за него так тяжело держать в руке перо, смотреть на палевого цвета пергамент. Дух весны застилает разум. И, с другой стороны, так волнует. Кунсайт безнадежно смотрит на свой незаконченный труд: пожалуй, дела нужно оставить на вечер, когда уйдет солнце.
Он всегда считал себя далеким от этих "романтических штучек". Слава Богу, сердце в нем хоть и жаркое, но рассудочное и... осмотрительное - просто так и не откроется. И что-то ужасно раздражительное в том, что его так беспокоит эта весна, которая, конечно, не первая и не последняя в его жизни. Ладно бы хоть лета: в юности все кажется "чересчур" и "слишком". Но ему тридцать шесть. Он женат вот уже пять лет. Повода для романтического налета нет.
Наоборот, кажется, все чаще в нем просыпается нечто, что он и сам не может определить. Нечто, заставляющее раньше лечь спать, меньше болтать попусту, больше молчать в ссоре. "Мудрость?" - спрашивает сам себя лорд. "Нет!" - жестко отвечает рассудок и, подлец такой, дальше молчит. Кунсайт даже не понял, когда в нем появилось это влечение к покою и размеренности, когда собственная жена, с ее легким нравом и эмоциональностью, стала если не раздражать, так уж коробить. Когда Кун женился, он был полностью ослеплен венерианской принцессой, ее искренностью, почти вызывающей дерзостью, пылкостью и чувственностью. Она казалась ему недостающей частью самого себя. Время прошло, он изменился. Но она осталась все той же девчонкой. "Быть может, потому что она и есть девчонка, - в который раз рассуждал Кун про себя, уединившись в своем кабинете. - Ей всего двадцать два. Как можно требовать от нее женской степенности?" И все-таки вопросы в его голове опять возвращались к прежнему руслу: а не ошибся ли он при выборе спутницы жизни, понадеявшись на чувства? Быть может, как и всегда, следовало обратиться к рассудку, вовремя подумать, как молода и неопытна его избранница, как своенравна и непостоянна, как нужна ему достойная, умная хозяйка?
Она бывает бестактной, слишком прямолинейной, когда так надо смолчать, найти в себе капельку такта и ответить холодно и вежливо; она совершенно отказывается принимать людей, которых считает недостойными, и не собирается изображать радушие, даже если речь идет о мире нескольких народов. Ее голова полна романтических, философских бредней и бог знает какими женскими штучками, которые лорд не понимал и не поймет: пишет в тетрадочки стихи про любовь и дружбу, сушит памятные лепестки от цветов, зажав их между страницами важных документов и книг, ничуть о них не заботясь; загадывает на падающую звезду желания. А однажды вернулась вся грязная, вымокшая и растрепанная - доставала какие-то глупые водные цветы, успевшие завянуть по дороге в замок. Девчонка! И это - жена лорда, будущая мать его детей!
Ему иногда так хочется выговорить ей все: и про стишки, и про ребячество, и про грубость герцогу Курляндорскому. В конце концов, он стар, прошел войну, ему можно простить и чванство, и зазнайство. Только вот Минако этого почему-то совсем не понимает, Кунсайт только откроет рот, тут же закроет. Непонятно, какая сила заставляет его смолчать! Наверное, вся та же старая власть маленькой венерианской принцессы над северным генералом.
Однако что-то сегодня не так. Наверное, все та же треклятая весна. Она не дает права молчать и бездействовать. Кунсайт беспокойно водит плечами и встает из своего кресла. Он даже не успевает подумать о том, где искать свою жену. Не проходит и половины минуты, как Мина врывается в его кабинет, словно это не личная комната лорда, а парадная зала. Лицо ее сияет, волосы, чуть собранные у висков, растрепались по груди и спине. Она маленьким ураганом преодолевает расстояние от двери до стола мужа и резко останавливается, стараясь унять дыхание: грудь ее, обтянутая зеленым муслином платья, тяжело вздымается и опадает.
- Кун! Я так рада, что быстро отыскала тебя! - радостно объявляет Минако. - Мне так нужно тебе сказать!..
Кунсайт невольно раздражается, подпитывая свои недавние мысли. Пора уже поговорить им по душам. Сколько можно? Кто так себя ведет?
- Мне тоже, - прохладно замечает лорд, словно Мина занимает его драгоценное время, и девушка невольно утихает. Уж что-что, а чувствовать, когда ее муж по-настоящему серьезен и недоволен, она умела. - Ты лучше сядь, - и Мина покорно садится в кресло у окна, от которого веет теплом и светом.
Лорд ненароком отвлекается на блеск серебряной заколки в ее волосах и на золотистые ниточки прядей, но тут же отбрасывает эти мысли.
- Я бы хотел поговорить о твоем поведении, - строго замечает Кун, и Мина неожиданно разражается смехом - веселым и неудержимым; плечи ее мелко трясутся:
- Ты серьезно, Кун? Ты решил стать моей нянюшкой? Боже, ты так сейчас похож на мою мадам Аббатэ. И губы сжаты, а глаза!.. - она прыскает, но снова замолкает.
- Минако, я серьезно. Ты можешь выслушать меня серьезно? Мне не нравится, как ты ведешь себя.
- А как я себя веду? - наивно и вместе с тем расчетливо спрашивает она, теряя озорство.
- Вульгарно, - Кунсайту нравится, как вытягивается ее лицо, как оно выражает полное, безоружное изумление, и он чувствует силу, правдивость и справедливость своих слов. - Ты ведешь себя не как жена первого генерала, а как вздорная и невоспитанная девчонка. Я сотню раз делал тебе замечания, показывал, как мне не нравятся твои выходки, несдержанность и совершенное неумение держать себя в руках. Мне не нравится твоя необдуманная грубость. Мне не нравятся твои детские увлечения, не нравится, что ты можешь бесцеремонно врываться ко мне и, невзирая на мою занятость или усталость, начать забивать голову совершенно бесполезными глупостями. Твоя восторженность, равно как и твоя гневливость, нескромны и зачастую неуместны. Я часто краснею за тебя и не хочу, чтоб это продолжалось. Я прошу тебя услышать меня, Минако, - каждое высказывание он говорил обличительно резко. - Держи себя в руках хотя бы на людях. Если за пять с лишним лет я как-то привык терпеть твои причуды, то они - совершенно не привыкли. Я не хочу, чтобы говорили, что жена первого генерала Кунсайта, лорда севера, несносная и глупая девица.
Тишина. Слышно, как внизу бранится на лошадей конюх, как кричит мальчишка-посыльный. Слышно, кажется, как летит по комнате пыль. Тишина полная. Кунсайту даже становится от нее страшно, но он не смеет шевельнуться. Минако смотрит на мужа снизу вверх чистыми голубыми глазами и вдруг встает. Оглушительно шуршат складки муслинового платья, будто оно сшито из жести. Она делает медленный реверанс, не прерывая зрительного контакта, но мужчина не может прочесть в ее глазах абсолютно ничего:
- Я вас услышала, милорд, - спокойно, ровно говорит она. - Позволите мне идти?
- Да... конечно... - рассеянно отвечает Кунсайт, кажется, впервые в жизни так сильно сбитый с толку. - Ты вроде бы что-то хотела мне сказать?
- Это не имеет значения, милорд, - также тихо отвечает она и подходит к двери. - Не берите в голову. Это так... глупости.
***
С того короткого разговора (а точнее, монолога) Минако переменилась так, что Кунсайт едва ли мог ее узнать. Все в ней было безукоризненно: походка, осанка, манеры. Волосы, раньше заплетенные наспех, всегда уложены в изящную прическу, из которой не выбивается и пряди; платье отвечает всем законам моды и вкуса. Она со всеми одинаково обходительна и одинаково сдержанна; в ее улыбке нет и намека на нескромность. Едва услышав о том, что связи с графиней де Норе очень важны, она тут же подружилась с ней и завела самые дружественные отношения. Она говорила и делала то, что хотел Кунсайт. Она даже стала что-то советовать мужу, и часто ее предложения оказывались полезными. Сперва он не мог перестать гордиться ею. Но чем дольше Минако вела себя, как чужая, незнакомая ему женщина, тем яснее он понимал, что именно таковой она и становится.
Начались известные женские ужимки: она часто жаловалась на головную боль и стремилась остаться в одиночестве, ей совершенно не хотелось проводить время с супругом. В ее взгляд, всегда такой красноречивый и открытый, въелась вежливая холодность, за которой даже лорд не мог рассмотреть хоть что-то стоящее. Если Минако нужно было что-то доложить генералу до их встречи в спальне, она непременно отправляла слугу за разрешением явиться, а когда входила, всегда стучалась в двери и делала реверанс. Все чаще появлялось чужое "вы" с ее стороны, исчезли разговоры о маленьких повседневным открытиях.
А потом он застал ее с другим.
Впрочем, это сильно сказано. Минако и ее семнадцатилетний ухажер, красный от смущения и удовольствия, держал девушку за руки и говорил какие-то романтические любовные бредни, которые принцесса Венеры слушала во все уши. И если разоблаченный мальчишка чуть не лишился чувств, увидев разъяренного лорда льда, то Мина не повела и бровью. Кажется, у нее чуть вспыхнули щеки, в остальном же она была спокойна. "Физической измены не было", - заявила Минако, и, кажется, она думала, что это достаточное оправдание ее поступку.
Лорд ужаснулся, ужаснулся по-настоящему, только вот разговоров уже не было. На все вопросы она отвечала, что все хорошо, и лишь однажды спросила: "Ты постоянно говоришь мне о своем недовольстве. Тебе хоть что-нибудь во мне нравится?" Кунсайт оторопело смолчал. Минако вышла. Очередной тупик.
Тогда Кун перестал биться и спрашивать, принимая свою семейную жизнь, словно отношения двух компаньонов. Он, как и любой мало-мальски самолюбивый мужчина, думал, что Мина сдастся и перестанет ломать комедию, но этого не происходило, хотя утром он всегда находил шелковый платок, который готовила для него только Минако. Какой-то налет ее прежней заботы все-таки остался в его жизни, но этого было до эгоизма мало. Он пригласил ее в свой кабинет и вновь усадил на кресло у окна. Весна уже была в самом разгаре, но она не грела. И тогда Кун опять начал свой монолог, но уже совершенно другого содержания.
- Я стала такой, какой ты хотел, - не без неожиданной для Кунсайта грусти заметила Минако, выслушав его пламенную, отчаянную речь об их рассыпающемся браке. - Разве нет? Раньше я думала, что вышла за мужчину, с которым могу позволить себе быть собой, который не побоится этого, не прикажет мне становиться светской лживой дамой. Я думала, что ты независим и достаточно силен, чтобы позволить мне эту маленькую, недопустимую ранее слабость - всего лишь быть собой. Всего лишь! Радоваться глупостям, делиться мелочами, любить так, словно мне пятнадцать. Я думала, что тебе плевать на свет. Знаешь, а ведь когда-то ты полюбил ту самую распущенную и вульгарную девчонку... - она улыбнулась так, словно вспоминала что-то бесконечно далекое и сказочное. - А теперь ты недоволен. Мною? Собой? Я больше не провоцирую тебя, не оскорбляю откровенностью твоих людей, не лезу к тебе с глупостями, которые были для меня так важны. Что я делаю не так? - ее голос стал дрожащим, и от этого вся рассудительность куда-то пропала.
Она вдруг стала прежней, только вот перемены оказались безрадостными. Лицо покраснело, на глаза набежали слезы, пальцы судорожно сжались в кулаки. Она сидела перед ним практически нагая в своих чувствах. И Кунсайт только сейчас стал понимать, как, на самом деле, ей было нужно оставаться собой, как тяжело вбить себя в те рамки, что он для нее поставил, как тяжело было переносить свое одиночество и ненужность. Даже сквозь маску она оберегала его, тихонько принимала в его жизни участие, тогда как он совершенно отдалился, не зная, что в ее голове, чем она занята, чего хочет...
- Что я делаю не так? - повторила она, задрав голову и глядя ему в глаза.
- Прости, что заставил тебя изменить себе, - Кун опустился перед ней на корточки и осторожно взял ее пальцы в свои. - Веришь или нет, - он натужно, болезненно улыбнулся, - маленькая вульгарная девчонка нравится мне больше.
- Больше идеальной светской леди? - Минако как-то по-детски наклонила голову и громко всхлипнула.
- Больше всех, - ответил Кунсайт, и Мина засмеялась сквозь слезы.
Все-таки хорошо, что любовь выбирают не разумом, а сердцем. Разумом выбирают лишь привычку.
|
|
|
| |
|
|
